|
Сергей Кусков
 
Самобытное творчество русского художника Владимира Яковлева, трудно определить в строгих терминах, но возможно вписать в стилистические поиски искусства ХХ века. Его экспрессионизм — не программа и не стилистика, а мощный непосредственный выплеск чувств и эмоций. В ритмах и линиях его кисти выражается внутреннее, сокровенное. Такой непосредственный экспрессионизм был присущ многим художником советского подпольного искусства 60-х годов, но особенно Владимиру Яковлеву и Анатолию Звереву — сопоставления этих художников невозможно избежать. Оба работали искренне, импульсивно, не оглядываясь на опыт истории искусств, хотя и были с ним знакомы. Творчество Яковлева по-детски непосредственно, но и связано с мировой художественной культурой. Он работал с традиционными материалами — маслом, гуашью, акварелью, но всегда в его работах была заметная недосказанность, скрытый смысл, обостренная выразительность. Яковлев был болен, но в его произведениях нет и следа нервности и взвинченности. В портретах Зверева заметна ирония — и по отношению к модели, и к самому акту письма. Яковлев всегда оставался серьезен, на его портретах, при всей условности письма — узнаваемый человек и одновременно обобщенный образ, знак человека.
Есть искушение назвать творчество Яковлева примитивом, но оно не имеет отношение к «наиву». Яковлев сознательно деформировал и упрощал изображение, выбирал плоскостное письмо, формировал цветовые пятна — так он хотел показать сущность предмета, очистить восприятие от суетных впечатлений. Он достигал особой Простоты, свойственной древнему архаическому искусству.
Одинокому в своей болезни, живущему в психиатрическом диспансере, Яковлеву был необходим особенно близкий контакт с натурой — человеком или цветком — даже если он писал по памяти или воображаемый объект. Свое нестабильное психическое состояние он преодолевал в процессе письма, достигал в портретах людей и цветов (а его цветы — больше портрет, чем натюрморт) ощущения высшего покоя, абсолютного обобщения. Все его портреты людей в сущности — одно Лицо, все цветы — одно явление Цветения. А птицы, кошки и рыбы — символы живого мира. Уникальность творческого акта есть приобщение художника к вечности, способ постижения бытия.
Для композиций своих пейзажей Яковлев избрал метод кадрирования, большинство его картин принципиально фрагментарны, «срезаны». Участок пространства как будто случайно выхвачен глазом, но это «неслучайная случайность», а способ достижения особой выразительности. «Неправильная», не явно очерченная линия горизонта часто встречающаяся у Яковлева, дает изображению динамику.
Характерно для художника и смещение перспектив — одна часть картины может быть выстроена по закону классической перспективы, другая — пренебрегает правильностью и на первый план выдвигается самое значимое. Так возникает ощущение, что изображенное увидено не с одной, а сразу с нескольких точек.
Но формальные особенности произведений Владимира Яковлева — не результат осознанного расчета или программы, это не экспериментирование модернистов ХХ века. Это следствие состояния художника во время творчества, результат его способа всматривания в мир, его предельно обостренной художнической интуиции.
[...полный текст читайте в книге] |
|
Владимир Яковлев см. с. 57 Автопортрет с пеньком. [Конец 1980-х] Бумага, гуашь. 61 х 86
[ увеличить ]
Владимир Яковлев Кошка, поймавшая птицу. 1992 Оргалит, масло. 58,5 х 7 0 [ увеличить ]
Владимир Яковлев Рука с цветком. [Середина 1970-х] Картон, смешанная техника.
51,5 х 60 [ увеличить ]
Владимир Яковлев Рыба и оранжевый парус. [1990] Бумага, гуашь. 52 х 72,5 [ увеличить ]
Владимир Яковлев Пейзаж с домом. 1976 Бумага, гуашь.
61,5 х 86 [ увеличить ]
|
